Теперь, если задуматься о том, что сделала для него пришлая рука, получится счёт не в пользу своих рук. Она работала на него, вместо него! Сделала его знаменитым и обеспеченным. Разделяла его успех и… брала зверскую плату. Постоянные удушения Фабиан воспринимал, как инквизиторские пытки. Их нельзя ей простить. Но, с другой стороны, его собственные руки были на стороне белой смерти.
Вот и получалось, что Фабиану стоило любить третью руку больше, чем первые две. А почему бы и нет? Только нужно обязательно выяснить, что за этим всем стоит. Неспроста рука прижилась у него на груди. Может быть, он какой-то особенный? Или у неё нет другого выхода, и она пишет для него. Интересно, а что писала рука своему предыдущему владельцу?
Фабиан пытался представить путь, «пройденный» рукой. С некоторых пор он стал «прислушиваться» к её советам, читая написанные ею строки. Вникая в текст, он, по природе не глупый человек, находил много мудрого. Получалось, что он учился у руки её «жизненному опыту». Порой ему становилось стыдно, будто он подглядывал в чужие записи и прочитывал чужие мысли, вовсе не предназначенные ни для него, ни для кого-либо другого. Потом он корил себя за это. А через какое-то время молодой писатель уже спокойно брал исписанные листы, деловито стучал стопкой со всех сторон, выравнивая её и… уже без всякого зазрения совести нёс в редакцию. Он даже прекратил издевательства над рукой. Доходило до того, что он начинал её гладить. Тогда она переставала на время его душить и замирала на груди.
Иногда после таких поглаживаний рука оставляла многострадальные шею и грудь парня и перебиралась на старую батарею в мансарде. Немного погревшись, рука поднималась повыше, на картину со старым гитаристом. Фабиану слышались аккорды, и он начинал дремать. А аккорды лились непрерывной рекой, навевая тихую грусть. Одновременно с грустью грудь Фабиана наполняла необъяснимая радость. Перед закрытыми глазами мелькали неяркие блики, неясные образы чередовались один за другим. Фабиан дремал, а рука-пришелица наигрывала слышимую лишь им мелодию.
Фабиан с трудом открыл глаза. Веки будто склеились и не хотели пропускать свет. Парень приподнял голову и попытался осмотреться. Вместо привычных стен своей мансарды он увидел высокие деревья. Сам же он лежал не на своей кровати, а на сырой земле.
– Что такое! Где я? Опять галлюцинации?
Нет, он сейчас очень чётко ощущал своё тело, оно болело! Фабиан привстал, под ним темнела слегка влажная земля, из-под которой редкими пучками торчала примятая трава.
– Как болит спина. Ой, что это так давит в бок? – Под боком у него оказалась палка.– Откуда эта палка? Ага, к ней привязана котомка. Чья она? Моя, что ли? Куда это я собрался на ночь глядя?
Фабиан оглянулся. Деревья устрашающе нависали над ним. Небо было темно-синим. Подул ветер. Он дул с перерывами, и каждый раз, проходя через зловеще чернеющие кусты, он по-волчьи выл.
– Почему я в лесу? Как я здесь оказался? А рука при мне? Парень стал судорожно искать руку-компаньонку. Вместо большого шарфа он нащупал на шее рваную тряпку.
– Что же это, в конце концов! А чья одежда на мне? Какие-то нищенские лохмотья… Как всё странно…
Порывы ветра усилились. Завывания тоже. Фабиан уже хотел было встать и покинуть это мрачное место как можно скорее, как вдруг стало очень тихо. Он огляделся и увидел совсем недалеко от себя чью-то тень. Присмотрелся: нет, это не тень, а высокий человек в чёрном плаще. Странный плащ какой-то, смахивает на монашескую рясу… «Неужели человек может быть такого высокого роста? Тень от дерева, вот что это… Нет, не тень, вон как глаза блестят… Всё понятно… он стоит на камне… или на пне. Пня не видать. Боже праведный! Где же его ноги?! Ног-то нет совсем!» Все эти мысли пронеслись в голове Фабиана почти мгновенно. Человек без ног стал медленно приближаться к привставшему с земли парню. Он не шёл, а плыл по воздуху, не задевая ни одной травинки.
«Монах-призрак», – промелькнуло в голове у Фабиана, и холодный пот проступил на висках.
– Сын мой, – тихо произнёс монах. Ты на верном пути. Только без посторонней помощи ты будешь долго мучиться. Готов ли ты расстаться со своей новой рукой?
Фабиан внимал речи монаха с благоговением и страхом.
– Да, – едва слышно ответил он.
– Хорошо, сын мой. Тогда слушай внимательно: езжай в город N. Только не забудь взять руку с собой. Там на главной площади увидишь большой дом. В доме разыщи картину.
Снова подул ветер. Повеяло могильным холодом. Монах замолчал.
– Скажите, какую картину я должен найти?
Монах застыл на месте. Рот у него был приоткрыт. Вместо слов изо рта шёл пар. Или дым… Фабиан снова обратился к нему:
– Какая картина? Что на ней изображено?
Монах безмолвно шевелил губами.
– Что мне делать с рукой, когда я найду нужную картину?
Очертания незнакомца стали расплываться. Фабиан хотел задать ещё несколько вопросов, но уже их просто-напросто не к кому было адресовать: монах исчез. Парень смотрел озадаченно какое-то время на то место, где минуту назад ещё стоял монах-призрак. Потом он стал оглядываться по сторонам, чтобы решить, как выйти из леса.
Резкая боль немилосердно сжала его виски. Фабиан на мгновенье зажмурился. Уже в следующее мгновение он оказался в своей постели. Сквозь окно брезжил рассвет. Рука с батареи прыгнула ему на грудь.
– Господи, это был только сон… Что-то защекотало у него на спине. Изловчившись, Фабиан достал до нужного места, почесал его… Когда он вытащил руку из-под майки, то между пальцами он увидел несколько тонких травинок. Включил лампу, не доверяя ещё тусклому утреннему свету.
– Нет, это был не сон…
Фабиан воспринял всё услышанное от призрака на полном серьёзе. На другой день он отправился в указанный монахом город. На его центральной площади находился исторический музей. Долго пришлось студенту-писателю ходить по залам музея. Он искал то, не зная, что… А время шло. Фабиан обошёл залы дважды. Безрезультатно. Он уже стал насмехаться над самим собой: мол, вот чудак, поверил призраку. Тоже мне, Гамлет нашёлся. Вдруг в одном из довольно узких переходов он увидел картину. Фабиан застыл напротив полотна. На нём крупным планом был изображён монах бенедиктинец. Монах как монах. Одет скромно. Вся картина в приглушённых коричнево-бордовых тонах. Поначалу кажется совсем непримечательной.
– Кто автор картины? И кто изображён на ней? Известно ли его имя? Обычная для музея табличка под картиной отсутствовала.
Фабиан стал оглядываться по сторонам в надежде найти гида и уточнить данные по картине. Но никого рядом не оказалось. Он зашёл в один из залов. Ни гида, ни экскурсантов, ни охранника. Зал был пуст. И только картины висели на стенах. Казалось, что они годами вели молчаливый разговор друг с другом. А люди? Нужны ли были картинам посетители? Со своими ненасытными или безразличными взглядами, вечными заботами о хлебе насущном, завистью, ненавистью и скукой.
Фабиана всё же заинтересовал изображённый на картине монах. Молодой писатель успел приметить две странные вещи: у монаха отсутствовала кисть правой руки, и взгляд его был слишком пытливый, яркий даже, для изображённого на старом холсте человека. Фабиан приблизился к полотну. Ему показалось, что взгляд монаха изменил направление. Теперь он смотрел не в глаза, а на грудь парня. Фабиану стало не по себе.
– Опять галлюцинации. Когда же это всё кончится? Я давно не колюсь.
Рука на его груди зашевелилась. Фабиан знал из опыта, что сейчас что-то произойдёт. Он, как у него уже было заведено, поправил шарф и оглянулся по сторонам. Теперь отсутствие в зале и в узком переходе посетителей его даже обрадовало. Рука продолжала шевелиться. Фабиан снова посмотрел на картину. Что это такое? Теперь на картине он увидел… себя! Будто в старинном зеркале из темноты выглядывало его бледное измученное лицо с потускневшим взглядом. Тогда Фабиан, настоящий Фабиан Моралес посмотрел на «свой» правый рукав на картине-зеркале. Он был пуст! Фабиан стал дрожать и покрываться холодным потом. Он закрыл глаза и не хотел их открывать. Как маленький ребёнок, он думал, что теперь, когда откроет глаза, всё будет хорошо. И он действительно почувствовал себя очень хорошо. Он всё ещё стоял с закрытыми глазами. А его щеку кто-то нежно гладил. Фабиан вспомнил дедушку Эстебана и на его глаза навернулись слёзы.
– Дедушка! Помоги мне! Мне так плохо…
Парень открыл глаза. Рядом с ним никого не было. И щеку его уже никто не гладил. Но теперь он почувствовал себя легко и радостно. Впервые за долгие месяцы он смог вздохнуть полной грудью.
– А где же рука? Где она? О, Господи! Куда она исчезла? Фабиан принялся себя ощупывать со всех сторон, но его «третьей» руки нигде не было.
